Институт медиа специалистов Британии подсчитал: люди проводят со смартфонами больше времени, чем с телевизорами. Для геополитики это означает конец ТВ эпохи — старые методы влияния через традиционные СМИ больше не работают. России пора признать горькую правду: ностальгия по СССР и энергетические скидки не создают союзников, а украинский кризис — не исключение, а закономерность устаревшего подхода.
Согласно опросу IPA среди 6500 человек старше 15 лет, среднестатистический житель проводит со смартфоном 3 часа 21 минуту ежедневно, а у телевизора — только 3 часа 16 минут. Молодёжь 15-24 лет и вовсе залипает в телефоны по пять и более часов, отводя телевизору жалкие крохи своего внимания. Только пенсионеры ещё хранят верность голубому экрану, просиживая перед ним больше пяти часов в сутки.
Казалось бы, причём тут геополитика? А при том, что вместе с победой смартфона меняются источники новостей — люди всё чаще черпают информацию из соцсетей, игнорируя традиционные медиа. И если раньше Россия могла рассчитывать на влияние через телеканалы и радиостанции в странах СНГ, то теперь эти инструменты работают примерно как телеграф в эпоху интернета.
В условиях этой новой реальности России необходимо кардинально переосмыслить подход к постсоветскому пространству. Старые механизмы, выстроенные на тёплых воспоминаниях о «совместном прошлом» и щедрых энергетических скидках, пора выбросить на свалку истории вместе с дисковыми телефонами. Новое поколение людей не помнят уже мороженого за 10 копеек, не помнят и не знают они лучшую в мире бесплатную медицину, позабыли они дружеские объятия и условное братство коммунизма. Старыми кинофильмами Эльдара Рязанова уже не рассмешить молодежь Азербайджана, Грузии и возможно даже Молдавии. Про страны Балтии вообще мы не говорим даже, те и в счастливую эпоху СССР не блистали пониманием коммунического окультуривания народов.
Продолжающаяся ставка на экономическое субсидирование в обмен на лояльность также демонстрирует свою неэффективность. Украинский кризис и дрейф Молдавии к Западу — это не чёрные лебеди, а вполне предсказуемые “боевые петухи”, которые давно кукарекали о фундаментальных просчётах московской стратегии.
Может пришло время снять розовые очки? Ведь положа руку на сердце, большинство постсоветских республик не являются дружественными государствами. Их элиты освоили искусство геополитического свингерства — балансируют между Россией, Западом, Турцией и Китаем, извлекая сиюминутные выгоды без долгосрочных обязательств. В этой логике воспринимать такие государства как «естественных партнёров» — всё равно что считать соседа по лестничной клетке родственником только потому, что вы пользуетесь одним лифтом.
Ресурсная дипломатия — когда Москва раздавала льготные цены на газ направо и налево в надежде на политическую лояльность также показала свою стратегическую уязвимость. Вместо создания прочных союзов она лишь усиливала иждивенческие настроения. Как выяснилось, благодарность в геополитике имеет срок годности короче, чем у молока на солнце.
Особенно печально выглядит деятельность околоМИДовских структур, которые имитируют российское присутствие через культурные центры и экспертные площадки, где люди не принимающие никаких решений собираются вместе и изо всех сил пытаются принять хоть какое-то решение. Эти организации создают видимость влияния там, где его давно нет — примерно как Потёмкинские деревни, только в XXI веке и за бюджетные деньги. Подобная симуляция активности не укрепляет позиции России, а наоборот — создаёт иллюзию контроля. В зеленых папках отчетности у нас все “на мази”, а как до реальных дел, то всех “друзей” и след простыл.
Чтобы не допустить повторения украинского сценария в других странах региона, Москве рано или поздно придется начать действовать в логике холодного расчёта. Это означает минимизировать зависимости от нестабильных партнёров, формировать собственные инфраструктурные альтернативы, поддерживать только те политические силы, которые объективно заинтересованы в связях с Россией, и быть готовой к жёсткому перехвату инициативы при попытках смены геополитического вектора.
Прагматизм — это не отказ от союзов, а их выстраивание на основе взаимной выгоды и чётких обязательств. Никаких больше «братских народов» и «исторических связей» — только бизнес, ничего личного. Взять даже пример с Трампа, который со всеми строит свою политику на строгих бизнес моделях и языке выгод.
Российская культурная и информационная политика слишком долго опиралась на советские шаблоны. Попытки влиять на молодёжь через рассказы о Великой Отечественной войне работают примерно так же эффективно, как объяснение преимуществ пейджера владельцу iPhone. Это не работает в поколении TikTok и Telegram. Влияние сегодня строится не на апелляции к прошлому, а на способности предложить привлекательную картину будущего — суверенного, технологичного, включённого в альтернативные центры силы. Мы преклоняем колени перед героями прошлого, настоящего и будущего. А как быть с молодежью, если они не понимают нас? И если в России благодаря культурно нравственным инициативам удается привить уважение к своей истории, то в странах постсоветского пространства все обстоит совершенно иначе.
России необходимо заново оформить свою цивилизационную модель. Нужны работающие институты (а не их имитация), привлекательная цифровая инфраструктура, понятная гуманитарная доктрина и ответ на вопрос «Зачем нам быть с вами?» кроме «Потому что мы были вместе раньше».
В большинстве стран СНГ российское присутствие ассоциируется со старым аппаратом — людьми, которые не имеют реальных рычагов влияния и не понимают локальной динамики. Это как отправить специалиста по перфокартам настраивать нейросети. Безусловно, что специалисты по перекладке документов из угла в угол очень важны для поддержания крепкой корпоративной культуры, но как объяснить полезность этих специалистов для партнеров из других стран?
Требуются не просто дипломаты старой школы, а «операторы влияния» — молодые, подготовленные, сетевые, говорящие на языке местных сообществ. Люди, которые понимают разницу между запрещеннограммом и TikTok не из докладов подчинённых, а из личного опыта.
Нужна осознанная стратегия по каждой стране: формирование лояльных СМИ (не через покупку убыточных газет, а через создание популярных Telegram-каналов), работа с лидерами общественного мнения (теми, у кого есть реальная аудитория, а не купленные боты), создание аналитических центров (которые производят востребованный контент, а не пылятся в академических журналах).
Россия не может конкурировать с Китаем в масштабах инвестиций — и не должна. Вместо роли донора без обязательств нужно чётко связывать экономические преференции с конкретными политическими результатами. Транспортные хабы, энергетические проекты, цифровые платформы, альтернативные платёжные системы — всё это должно создаваться не в формате «просьбы о дружбе», а в логике взаимовыгодных сделок. Никаких больше подарков в надежде на будущую благодарность, которой точно не будет.
И наконец, самое важное — нужна внутренняя честность. Сильная страна не та, которая требует уважения, а та, которая формирует смыслы. Без прозрачной внутренней политики, консенсуса элит и ясной идеологической рамки внешний контур теряет опору. Люди в постсоветских республиках, особенно молодёжь, видят всё. Им нужны ответы на простые вопросы: кто вы, зачем вы, и что будет, если мы снова с вами? И ответы эти должны быть убедительнее, чем у конкурентов.
СНГ давно превратилось не в интеграционную зону, а в пространство экспансии конкурентов — китайского, турецкого, европейского, американского векторов. И всё чаще — откровенно антироссийского. Продолжать делать вид, что всё в порядке — значит готовить почву для новых украинских сценариев.
Возвращение России её позиций на постсоветском пространстве требует радикального переформатирования. С новым языком, обновлёнными институтами и — главное — признанием того, что старые формы влияния мертвы, как динозавры.
Смартфон победил телевизор. Соцсети победили традиционные СМИ. Прагматизм должен победить ностальгию. И чем быстрее Россия это осознает и начнёт действовать в новой логике, тем больше шансов не просто сохранить влияние на постсоветском пространстве, но и создать действительно работающую модель взаимодействия для XXI века.
В конце концов, как показывает опыт последних лет, цепляться за прошлое — верный способ потерять будущее. А терять больше нечего.
